Чтобы быть готовым умереть за Родину, надо любить жизнь
Суициды в нашей армии становятся, увы, привычным явлением. За последние несколько лет количество самоубийц среди людей в погонах выросло по самым скромным подсчётам почти в три раза. Число тех, кто добровольно расстался с жизнью, составляет около половины всех небоевых потерь, во внутренних войсках таких почти треть. Есть ли выход из сложившейся ситуации?
Военное руководство, командиры и замполиты-воспитатели (там, где они остались), солдатские матери и прокуратура – все вместе и по отдельности оказываются не в состоянии переломить смертоносную тенденцию. Кое у кого теплилась надежда, что порядок в этом вопросе одним махом наведут священнослужители, которых, наконец, начали призывать на службу. Однако, те из них, кто уже узнал, почём в армии фунт лиха, не спешат строить оптимистичные прогнозы – слишком всё запущено. Правда, на горизонте ожидается ещё и появление военной полиции, но… Если честно, мало кто верит, что лишняя единица в штатном расписании что-то может изменить в лучшую сторону, тем более, что в каждой части от отдельного батальона и выше уже есть должность психолога.
Ищите женщину… психолога и принципиального командира
Прямая и первейшая обязанность военного психолога в мирное время – профилактика суицидов. Неужели в тех частях, где совершались самоубийства, не было этих специалистов? Думаю, что были. Только психологи разные бывают. Как, впрочем, и командиры, которым они подчиняются. О чём я? Поясню примерами.
Одна из причин, по которой в воинских частях нет хороших психологов (а лучшие психологи в мужском коллективе, по моему глубокому убеждению, всё-таки женщины) банальна. Недальновидному начальнику, которому напрямую подчиняется психолог, удобнее взять на эту должность мужчину, который будет ходить в наряды, проверять караулы, проводить дознания, ездить в командировки, выполнять различные деликатные поручения. «А что женщина? – рассуждает такой офицер. — Пусть даже дипломированный и опытный специалист. Что она может, кроме того, как только проводить психологические исследования и беседовать с солдатами. Только лишние затраты на 8 марта, да нежелательный отпуск по беременности!»
Вот и пример. Наталья Ш. имеет два высших психологических и педагогическое образование, пять лет прослужила психологом в Н-ском соединении, расположенном в Сибири, где за это время не было ни одного случая суицида. При переводе вслед за супругом к новому месту службы в Подмосковье, она не смогла найти работу по специальности, даже не смотря на наличие вакансий. При этом количество суицидов в этом элитном соединении только за прошедший год выросло в 2 раза.
Почему высококвалифицированному психологу не нашлось места в подмосковной части? Дело в том, что должности психологов, считающиеся спокойными, а значит «блатными», придерживаются для жён и дочерей больших начальников. Их профессионализм, как вы сами понимаете, играет уже второстепенное значение. Привожу второй пример: в одной московской придворной части психолог – жена большого чина фактически лишь числилась на этой должности. Правда, когда случилось ЧП – повесился солдат, оказалось, что она… тяжело больна. Или вот ещё один вопиющий случай из той же области.
В кабинете командира части постоянной боевой готовности раздаётся телефонный звонок. Звонит его непосредственный начальник. Он называет фамилию женщины, которую следует призвать из военкомата на должность психолога. Следом раздаётся другой звонок – уже самой кандидатки. Ещё не надев погон, она в ультимативной форме ставит боевому офицеру условия: служебная двушка, два выходных в неделю и т.д. О результативности работы такого психолога, можно только догадаться.
Значит дело не в том, какой пол у психолога и даже не в его уровне профессионализма, а в самих командирах, их порядочности и принципиальности.
Не в деньгах счастье
Замечено, что среди самоубийц в погонах всё больше контрактников и офицеров, т.е. тех людей, в которых командование по идее должно находить опору в борьбе с неуставными отношениями и происшествиями. Как сообщила, опираясь на источники в Министерстве обороны «Независимая газета», большинство суицидов совершается в так называемых элитных войсках – в ВВС, на флоте, РВСН, ВДВ, спецназе, где больше всего военнослужащих по контракту; а так же среди генералитета, старших офицеров и курсантов военных училищ.
Главными причинами, приведшими их к суицидам, принято считать социальные проблемы – усталость от нищеты, бытовая неустроенность, потеря интереса к службе и жизни. Мотивы, довёдшие генерала или сержанта-контрабаса до петли или пули, в каждом конкретном случае – свои, индивидуальные. Но объединяет их чаще всего одно – нереализованное желание жить иначе.
Невольно по старой привычке хочется сравнить ситуацию с армиями стран НАТО, где офицеры и контрактники получают жалование в разы больше, а социальные гарантии у них несопоставимы с нашими. Как же там, на вожделенном для многих западе обстоят дела с суицидами? Опубликованные данные показывают, что, например, в американской армии количество самоубийств военнослужащих даже больше, чем в российской. По данным Минобороны США, в первой половине 2009 года в американской армии произошло 88 суицидов (в Вооруженных силах РФ за тот же период добровольно расстались с жизнью 83 военнослужащих). За 2008 год в Вооруженных силах США было зафиксировано 128 случаев суицида и, по мнению американских же экспертов, их число продолжает расти.
По подсчетам специалистов, каждые 36 часов американские военнослужащие добровольно расстаются с жизнью. Среднее число самоубийств в армии США достигло критического уровня — 20,2 на 100 тыс. человек. Это рекордная цифра для джи-ай с 1980 года – за всю историю ведения статистики. Среди причин самоубийств «тяжёлые психологические травмы, полученные в зоне боевых действий, финансовые неурядицы, проблемы в семье, стресс и нереализованные ожидания военных от жизни и службы». Они, как видим, практически те же, что и у наших самоубийц. Не в деньгах, выходит, счастье?
Обратимся за ответом к палочке-выручалочке — родной истории. Желающих сделать это углублённо, прошу почитать Костомарова, Ключевского, Керсновского. А тех, кто непосредственно интересуется историей самоубийств в России, предлагаю зайти на сайт профессиональных психологов. Здесь вы можете, например, узнать, что все данные по самоубийствам в Советском Союзе были засекречены. Впервые Госкомстат опубликовал их только в 1989 году.
Скрывать, действительно, было что — если «проклятую царскую» Россию можно было отнести к странам с невысоким уровнем самоубийств (до 10 человек в год на 100 тысяч населения), то после победы октября и гражданской войны число суицидов резко возросло. Так, в 1926 году в Москве и Питере уровень самоубийств составлял 42 среди мужчин и 20 среди женщин на 100 тысяч (и это только по официальной статистике!). Далее — высокий уровень самоубийств был отмечен в 1937-м и в 1947-м годах. Затем, во время «оттепели» последовал некоторый спад, с последующим ростом вплоть до 1984 года (39 человека на 100 тысяч), когда страна занимала по числу самоубийств второе место в мире (вот вам и тихий застой!). Во время перестройки уровень самоубийств резко упал (до 23 человек на 100 тыс.), но, начиная с 1988 года, вновь стал расти, и в 1994-м количество самоубийств возросло чуть ли не вдвое. За последние несколько лет этот уровень в России несколько снизился (с 41 — в 1995 до 36 — в 2007).
Можно попытаться сделать осторожный вывод, что русский человек меньше всего стремился расстаться с жизнью, когда в России главенствовала проверенная идеологическая триада православие-самодержавие-народность. И тогда, когда в обществе появлялись надежды на перемену прежней, не оправдавшей себя идеологии, на лучшую (хрущёвская оттепель, начало горбачёвской перестройки, путинская стабилизация 2000-х). А это, заметьте, отнюдь не самые сытые времена.
Умереть – это круто?
Проблема популярности сведения счётов с жизнью у молодых людей в армии — явление не чисто армейское. Пример здесь подаёт само общество. Я хочу сказать, что парни, которые приходят служить, есть уже вполне сформировавшиеся личности. Все они до службы воспитывались в конкретной среде и получили определённую установку – как и ради чего стоит жить и… умереть. Ради чего же? Не буду утомлять читателей перечислением многочисленных извращённых, навязываемых обществу постулатов. Одна музыка, которую слушает молодёжь, чего стоит: «Напитки — покрепче, слова – покороче…», «Белые обои, чёрная посуда…» или и того круче: «Не бойся, не бойся! Прыгай вниз, прыгай вниз!». В общем – возьми от жизни всё! А что потом? Умри! Это ведь только поначалу страшно, а на самом деле – круто и интересно! Главное, быть не как все!
В последнее время в молодёжной среде сложился даже культ смерти. А это уже продукт определенной идеологии. Обращали внимание на оскаленные черепа, кровь, надписи «смерть»/«dead» на футболках, шапочках, брелочках, рекламных плакатах, в названиях книг, фильмов, опять таки, песен? Считаете это ерундой, чушью, домыслами моего больного воображения? Пожалуйста, но заигрывания со смертью безобидными кажутся лишь на самый первый взгляд. Много раз повторенная фраза, навязываемый образ начинают жить в человеке самостоятельно, становятся идеей, воплощаются в жизнь. Результат — Россия занимает лидирующее место в мире по числу самоубийств среди подростков. Это уже данные беспристрастной статистики. С ними не поспоришь.
* * *
Думаю, что проблему суицидов в армии не удастся решить ни введением дополнительных должностей, ни увеличением денежного довольствия и поголовного обеспечения всех офицеров, прапорщиков, контрактников жильём. Она кроется в самой природе человека, который, является не общественным животным-потребителем, как с пеной у рта утверждают некоторые «специалисты», а одухотворённой личностью. Кто сомневается, перечитайте наших классиков: Пушкина, Достоевского, Чехова. Отсюда и менять нужно не замполитов на священников, священников на полицейских, женщин-психологов на мужчин, а сами взгляды на жизнь, на систему ценностей и жизненные приоритеты. Они должны быть такими, чтобы людям в погонах, несмотря ни на что, хотелось жить!
Яков СТЕПАНОВ
