Подводя итоги формирования штата военных священнослужителей в России
В декабре 2012 года в Общественной палате Российской Федерации состоялся «круглый стол» «Состояние и проблемы создания службы работы с верующими в войсках, воинских формированиях и органах». Публикуем наиболее интересные выступления его участников.
Чьи приказы выполнять?
У армии две функции: воевать или готовиться к войне. Но если мы наплодим здоровых ребят, обучим их воевать, накачаем их мышцы, дадим технику и вооружение, но не воспитаем в них высокие моральные качества, это будут роботы, которые механически выполняют приказы. Чьи приказы они станут выполнять, против кого направят оружие?
Мы стесняемся говорить о воспитательной функции Вооруженных Сил. В армии сегодня один миллион военнослужащих. В основном это молодые ребята, около 70 процентов из которых срочники. Кого мы сформируем из них за год? Защитников Отечества, защитников женщин и детей или же людей, способных только воевать? С какими мыслями, качествами они вернутся в общество? Посмотрите, что происходит в наших парках, на улицах в День ВДВ или пограничника. Молодые здоровые ребята, приняв немножко горячительных напитков, оголтело унижают и стариков, и женщин, и детей, и работников правоохранительных органов.
Снижение воспитательной функции армии может больно ударить по нашему обществу. Роль священнослужителей в этой воспитательной функции велика. Мы надеемся, что при новом руководстве Минобороны будет работать в этом направлении ускоренными темпами.
Недавно состоялась встреча министра обороны и Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Приняты правильные, кардинальные решения. Надеюсь, руководство Министерства обороны будет работать и с другими конфессиями. С помощью Русской православной церкви, представителей других религий наши ребята станут не только настоящими военными профессионалами, здоровыми и сильными, но и добрыми, благородными, душевными людьми – настоящими защитниками.
Александр Каньшин, председатель совета директоров Национальной ассоциации объединений офицеров запаса Вооруженных Сил («Мегапир»), председатель Комиссии Общественной палаты по делам ветеранов, военнослужащих и членов их семей
Кадровые ошибки порочат идею
Приживаются только востребованные начинания. В Афганистане у военнослужащих я видел на одной цепочке и личный номер, и крестик. Помню события на территории Северного Кавказа, когда в войсках появились первые священники. Не на штатной основе – они прибыли по зову сердца или по благословению религиозных руководителей. Встречались с военнослужащими, поддерживали их.
Министерство обороны продолжает планово формировать институт военного духовенства. Но отдача от работы в войсках представителей традиционных религиозных объединений уже чувствуется. О том, что работа эта приносит пользу, говорят сами военнослужащие, члены их семей.
Армия – специфический организм, в котором идет повседневный, постоянный и очень напряженный труд. Здесь нужны настоящие специалисты. В соответствии с этим идет подготовка священников, взявших на себя труд служения в Вооруженных Силах. В Ростове-на-Дону, Санкт-Петербурге проведены сборы, семинары. На 2013 год запланированы занятия со священнослужителями в Екатеринбурге на территории Центрального военного округа.
В сотрудничестве с Московской патриархией, духовным управлением мусульман России, буддистской традиционной сангхой России продолжается тщательный подбор кандидатов на должности помощников командиров по работе с верующими военнослужащими, помощников начальников отделений по работе с верующими военнослужащими в военных округах.
Естественно, что первоочередное внимание уделяется тем участкам, на которых эта работа наиболее востребована: зарубежные военные базы, где несут службу наши военнослужащие, отдаленные гарнизоны, а также соединения на территории Северного Кавказа.
Мы начинали не с нуля, не с пустого места, а опираясь на глубочайшую традицию Российской армии, которая более 200 лет имела штатных военных священников в своем составе.
В этом году в Вооруженных Силах верующими себя назвали 79 процентов от общего числа военнослужащих, 67,5 процента – православные, около 10 процентов – мусульмане, чуть больше одного процента – буддисты, представители других религиозных объединений – менее одного процента.
Религиозность военнослужащих начиная с 2008 года имеет устойчивый рост: с 60 до 79 процентов. Об этом говорят результаты социологических исследований.
Сейчас в составе органов по работе с верующими военнослужащими 30 православных священников и два мусульманина. В армии не может быть ни миссии, ни прозелитизма, ни дискриминации. С православным занимается православный священник. Мусульманин остается мусульманином. Штатный православный священник помогает мусульманину быть мусульманином и выполнять свой воинский долг.
Поскольку подавляющее большинство верующих военнослужащих – православные, в тактическом звене у нас в основном будут православные священники. Для решения вопросов других вероисповеданий мы имеем координаторов: в округе есть отделения, в каждом – три священнослужителя и начальник (гражданский).
Эти вопросы, может быть, удастся решить и с Забайкальем, и с Дальним Востоком. В Чите, Кяхте, Улан-Удэ есть соединения, где до 18 процентов военнослужащих – буддисты.
В рамках подготовки священнослужителей мы не учим их ни богословию, ни проведению богослужения. На сборах мы их вводим в жизнь современной армии, говорим о ее реформе, управлении, организации службы. Современный священник должен понимать, как строить свою работу.
На сборах по вождению или стрельбе мы не сажаем священников в танки, хотя они неплохо и водят, и стреляют. Каждый из них должен сам определить свое место. На Черноморском флоте, кстати, священнослужитель – помощник командующего флотом. Он еженедельно лично командующему докладывает о ситуации. Священники выходят в дальние походы. На многих кораблях есть каюты, которые оборудованы как походные храмы, или молитвенные комнаты.
У штатного священнослужителя двойная задача. С одной стороны, он выполняет богослужебную функцию. Открывает в воскресенье храм или в пятницу молитвенную комнату, совершает соответствующие действия. С другой – участвует в воспитательной работе, планирует ее.
Если священник умеет поставить воспитательную работу правильно, командиры сами будут просить его провести работу. Тем более что священники обязаны планировать эту работу ежемесячно совместно с командиром, ставить конкретные воспитательные задачи и отчитываться об этом.
Мы из войск получаем только позитивные сигналы. Командиры ощутили, что штатные священнослужители нашли свое место в этой работе. Особенно в индивидуальной, духовно-просветительской сфере и даже частично в социальной.
Мы делаем все это не спонтанно. Я встречался с лидерами духовных управлений мусульман, Совета муфтиев России, ездил и в Забайкалье. Все эти вопросы, конечно, в первую очередь решаются на уровне руководства традиционных религиозных объединений России.
Мы получаем всемерную поддержку и помощь. Прежде всего со стороны Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и его верного помощника и председателя синодального отдела отца Дмитрия Смирнова, с которым мы тщательно занимаемся кадровой работой. Это очень ответственная работа. Ошибка в кадрах может опорочить идею. А нам это непозволительно. Слишком большая ответственность. Мы начинаем важное дело, новый подход к организации воспитательной работы – это новая эпоха жизни Вооруженных Сил.
Михаил Смыслов, врио начальника Главного управления Вооруженных Сил Российской Федерации по работе с личным составом
Военных священников нет в Китае и Северной Корее
Еврейскую общину страны связывает более шести лет сотрудничества с Русской православной церковью, которая является в деле возрождения института военного духовенства движущей силой.
Совсем недавно я общался с начальником отделения по работе с верующими военнослужащими в Западном военном округе. Речь шла о церемонии воздания последних почестей солдату иудейского вероисповедания, погибшему при исполнении служебных обязанностей на полигоне. И я действительно получил поддержку во всем, мне помогли связаться с московским военкоматом, куда был приписан этот солдат. Начальник отделения находился в Санкт-Петербурге, но сделал все необходимое, большое ему спасибо. Так что усилия Главного управления Вооруженных Сил по работе с личным составом уже видны. Хотя, конечно, сделано пока недостаточно.
Чем больше будет проработана материальная и социальная база военных священнослужителей, тем больше мы получим хороших кадров.
Мы поддерживаем другие традиционные для России религиозные объединения. Пока только в Китае и Северной Корее нет военных священников. Отрадно, что они появились в России.
Представители традиционных религиозных конфессий должны участвовать в организационной работе. Можно подумать над созданием некоего совета координирующего действия Управления по работе с верующими военнослужащими. При этом надо понимать, что традиционно для России статус военного священнослужителя всегда был несколько обособлен. Погон он не носил. Тем не менее это была очень сильная идеологическая подпитка, опора. Возрождение института военного духовенства – вопрос государственной важности, вопрос национальной безопасности нашей страны.
Аарон Гуревич, раввин, руководитель Департамента по взаимодействию с Вооруженными Силами, МЧС и правоохранительными учреждениями Федерации еврейских общин России
Коран не запрещает мыть полы
С ХV века наше государство представляет собой многонациональное и многоконфессиональное общество. Мусульмане вложили свою лепту в создание нашего единого государства.
Московский исламский университет активно взаимодействует с Вооруженными Силами. Порой к нам обращаются с просьбами, в том числе в разрешении конфликтов, которые имеют место быть в воинских подразделениях. В основном они возникают на почве либо непонимания, либо незнания. Поэтому я бы рекомендовал увеличить число муфтиев. Понимаю, что большого числа священнослужителей мусульманские организации не смогут предоставить для служения в армии. Но двух священнослужителей-мусульман все же недостаточно.
Хотел бы посоветовать Министерству обороны наладить юридически закрепленную связь с местными религиозными организациями. Они есть почти в любом областном или районом центре. К ним можно обращаться за помощью в разрешении конфликтов, по другим вопросам.
Московский исламский университет готов проводить курсы для офицерского состава, которые занимаются воспитательной работой. Нередко мусульмане ссылаются на Коран, который якобы запрещает им, скажем, мыть полы или выполнять какую-то другую работу. В Коране таких запретов не существует.
Мы могли бы оказать помощь, направляя наших студентов, выпускников на практику в воинские части. Например, недавно молодой человек ушел служить в одну из воинских частей Подмосковья. Почему бы его религиозный опыт не использовать в работе с мусульманским составом воинской части?
Раис Измайлов, проректор по учебно-воспитательной работе Московского исламского университета
Одобрит ли высшее командование?
Проблема духовного воспитания военнослужащих – это вопрос государственной важности и решаться он должен на государственном уровне. Любой командир в принципе с удовлетворением примет помощь в воспитательной работе потому, что отвечает за каждого солдата головой. Но не зная реакции высшего командования на такие инициативы, офицеры все же с некоторой настороженностью к этому относятся. Если бы конкретные командиры знали, что эта инициатива поддерживается государством, все получило бы большее развитие.
Рафаль Расулов, руководитель отдела по социальной работе с мусульманами Московского муфтията
Начинать нужно с воюющей структуры
У нас у всех есть одна проблема. И мы ее, наверное, до конца своей жизни не изживем. Но изживать надо. Эта проблема – наше общее советское прошлое. С одной стороны, это нас объединяет, с другой – у каждого есть свои, иногда очень романтические представления о том, как все могло бы быть.
Советский человек обычно мыслит штампами. Когда, например, речь заходит о России, сразу такое возникает присловие – многонациональная, многоконфессиональная. Я бы назначил премию в 10 тысяч евро тому, кто на глобусе найдет хотя бы одну немногонациональную и немногоконфессиональную. Все страны на Земле многоконфессиональны и многонациональны. Такого обилия, как у нас, – 180 народов, понятно, нет нигде, страна большая.
Или симпатичный миф о светском государстве. Я совершенно светский человек, сегодня вечером, например, с женой иду в Большой театр. Но почему-то слово «светский» воспринимается как синоним атеистического. Страшное сопротивление идет тому, чтобы нашим детям преподавать то, что хотят сто миллионов крещеных.
У нас тысячи священников уже на протяжении 15 лет трудятся нештатно в войсках. Никто по этому поводу не возражал. И вдруг такой интерес. В первое время по десять интервью в день приходилось давать на эту тему.
Почему-то в Америке, Израиле может быть военное духовенство. Хотя в том же Израиле никаких православных священников в армии нет, несмотря на то, что и православные служат. Никто не говорит, что там что-то иначе должно быть. Это другая страна, у них свои порядки.
И так во всех армиях мира, даже в турецкой армии служат не только мусульмане. Все это я очень хорошо исследовал за 15 лет, был на многих военных базах, где носят погоны священники или ходят в рясах. Везде свои особенности, дело не в этом.
У нас почему-то даже законы, которые мы просто копируем с американских, у определенной части либеральной общественности вызывают отторжение. Что мы хотим? Мы действительно хотим, чтобы наши молодые парни, родившиеся в новой России, имели возможность реализовать конституционное право на религиозную жизнь во время прохождения службы? Или мы хотим назначить два десятка священников, три муллы и показывать их по телевизору, чтобы публика была довольна?
Либо мы действительно хотим заняться воспитанием, учитывая духовность этих парней, их семейное воспитание, то, что они в храм ходят, то, что они никогда не слышали о комсомоле.
Выросло совершенно новое поколение людей, и нам надо из этого исходить. Если мы хотим принести нашей армии духовную пользу, нужно включить зеленый свет нашим начинаниям. Обеспечить процессу все возможные преференции. Суицид в армии исчез или уменьшился? Неуставные отношения? Самострел? Воровство в военных частях исчезло или наоборот? Результаты нашей работы надо видеть в сравнении. Тогда мы увидим пользу.
Эту пользу видит любая европейская страна. Через три месяца после того как Словения стала отдельным государством, там возникла система военного духовенства. Так торопились, что забыли известить об этом Папу Римского.
Некоторых удивляет: а что религиозные организации делают в армии? Отвечаю: мы просто не можем бросить на произвол судьбы наших крещеных ребят, они члены Церкви. Мы должны их исповедовать, причащать, учить Закону Божьему и облегчать их участь, потому что армия – это всегда стрессовая ситуация, особенно во время военных действий.
Если бы я был директором, то, конечно, сначала ввел бы военных капелланов во внутренних войсках, начинать нужно с воюющей структуры, а также у пограничников. Но в качестве пилотного проекта можно начать и с Министерства обороны. Но как мы это делаем? Три с половиной года ушами прохлопали. Сегодня всего тридцать капелланов, военных священников, которые погоду, понятно, в миллионной армии не сделают. Все разговоры о том, сколько должно быть в армии священников, – от лукавого. Это рассчитывается за двадцать секунд.
У разных армий разные потребности. В Америке на 700–800 военнослужащих один капеллан. В Израиле на сто человек личного состава один раввин. Там считают, что государство может пойти на такие траты.
Для израильской армии это и своеобразная школа воцерковления. Евреи приезжают со всего мира, они об иудаизме знают не больше, чем наши крещеные о православии. В армии, сталкиваясь с раввином, они могут восполнить все свои недоумения по поводу религии дедов и прадедов и стать полноправными членами религиозной общины, сделав осмысленный религиозный выбор. Это очень важно. Александр Васильевич Суворов говорил, что солдат, если мы хотим, чтобы он был эффективен, должен понимать, что он делает, во имя чего и зачем ему надо умирать, какой вообще в этом смысл.
Самое главное, для чего нужны военные священники во всех армиях, – создание мотивации исполнения воинского долга.
Протоиерей Дмитрий Смирнов, председатель Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями
Мы на втором этапе
Согласно первому поручению главы государства у нас с вами должны были быть сформированы штаты военных священнослужителей до конца 2010 года. Поручение рассчитано на 2009–2010 годы, но увы – сегодня вопросов в этой области еще больше, чем ответов. Мы столкнулись с конкретными проблемами, все пришлось делать если не с нуля, то по крайней мере основываясь на абсолютно новых принципах.
Но время потрачено не зря. За эти три года мы достаточно много и тесно взаимодействовали с нашим управлением внутренней политики, контрольным управлением, Министерством обороны, основными конфессиями.
Вопрос находится под пристальным вниманием руководства страны. Сейчас мы на втором этапе решения задачи. На первом мы искали пути, механизмы, смотрели, что получается, что нет. Выясняли, сколько, кого и где необходимо, кто достоин, а кто нет. Кандидатуры менялись. И сейчас работа должна пойти более эффективно.
Ольга Королева, заместитель начальника Департамента управления по внутренней политике президента Российской Федерации
С РПЦ работать легче всего
Крайне тяжело приходится нашим военным священникам и работникам идеологического фронта в армии. Сегодня у нас нет идеологии, нет идеи, за которую военнослужащий мог бы отдать свою жизнь.
Приходилось работать с одним полковником ФСБ, который в боевом подразделении совершенно откровенно говорил: «Зачем нам этот Кавказ? Давайте его отделим и бог с ним». Эти люди продолжают до сих пор успешно служить, назначаются, кстати, на новые должности.
Тяжело вести воспитательную работу в таких условиях. Институт военных священников является большим союзником органов воспитательной работы, фактически сейчас принимая на себя в условиях отсутствия идеологии стержневую задачу мотивации.
Но есть некая эйфория и у госчиновников, и в армии. Да, добились немалого, ввели институт военных священников. Но ситуация в мире стремительно меняется. Идет резкая радикализация некоторых религиозных течений, которые пытаются залезть в том числе и в российские Вооруженные Силы.
С РПЦ работать легче всего, у нее жесткая иерархия, система и с любым экстремистским течением она быстро справляется.
Другое дело ислам. Российский ислам подвергся очень жесткой и резкой агрессии. Некоторые исламские структуры оказались захвачены экстремистами.
Можно, конечно, пригласить в часть местного муфтия. Но кто он? Да, у него есть официальная регистрация, закон о свободе совести позволяет легко регистрировать муфтияты. Достаточно 10 человекам собраться, предоставить свои паспорта – и местная религиозная организация готова. Этим сейчас пользуются экстремисты. Главный для них путь наверх – это завоевание официальных позиций. Новые сторонники вербуются в школах, институтах, Вооруженных Силах и других государственных структурах. Пока еще наши ВС не заражены вирусом экстремизма. Но процесс идет.
Явный крен сегодня наметился у четвертой по объему организации России – Совета муфтиев России. Он контролирует всего 14 процентов мусульманских организаций России. Из Совета муфтиев выходят Саид Бурятский, еще несколько десятков мусульманских лидеров, недавно уничтоженных на Северном Кавказе нашими силовыми группами. Идут попытки оправдания в судах экстремистов. Идет постоянная апелляция к иностранным посольствам и иностранным правительствам.
Три материала пропагандистского характера, которые, кстати, предназначались для Вооруженных Сил и были запрещены Верховным судом, вышли из-под пера этих религиозных деятелей. Ликвидированы Верховным судом общественное крыло Совета муфтиев, Исламский культурный центр под управлением Абдулвахида Ниязова. Совет муфтиев получил и сейчас имеет предупреждение за экстремистскую активность. А мы спокойно говорим о том, что работаем с Советом муфтиев.
Силовым структурам нужно обращать внимание прежде всего на Центральное духовное управление мусульман России (руководитель Талгат Таджудин) и координационный центр мусульман Северного Кавказа (руководитель Исмаил Бердиев). Все организации, туда входящие, не имеют на данный момент никаких антироссийских проявлений, характерных для Совета муфтиев.
Тактика экстремистов заключается в том, чтобы говорить правильные вещи. Действуют они по-другому. И поэтому только проверенные уполномоченными органами имамы, с которыми идет сотрудничество. Только выверенные тексты. Иначе мы получим в боевых подразделениях экстремистские группы.
Алексей Гришин, член Общественной палаты, президент информационно-аналитического центра «Религия и общество»
Подготовил Олег ФОЛИЧЕВ
Военно-промышленный курьер, 16.01.13
